Дан Медовников, заместитель главного редактора журнала «Эксперт»
Я очень люблю приезжать в новосибирский Академгородок. Здесь, в отличие от богатой и пресыщенной Москвы, с середины девяностых представители серьезных научных школ активно и относительно успешно занимаются инновационным бизнесом. Может быть, потому, что заниматься чем-то другим у них здесь особо не получается, а может быть, потому, что сибирский интеллектуальный десант, организованный академиком Лаврентьевым из центра России лет сорок назад, не растерял до конца свои ценностные ориентации во втором и третьем поколениях исследователей и разработчиков. Как говорит моя жена, «все настоящие мужики остались за Уралом».

В Новосибирске о кризисе забывают все, даже Владимир Путин. Знакомый членкор РАН и гендиректор инновационной фирмы встречает меня на джипе BMW, угощает обедом в мексиканском ресторане и приглашает съездить летом на охоту в Горный Алтай. Его компания, победив в Конкурсе русских инноваций семь лет назад, стала многопрофильным инновационным технопарком. Технопарком не по государственной ведомости, а по сути. Новосибирский плазмотрон может помогать металлургам, сельхозпроизводителям, экологам и энергетикам. Действительно, сталь и молибден благодаря созданным в плазмотроне наночастицам получают уникальные свойства, злаки вырастают в три раза больше благодаря наноудобрениям, а пресловутый топливный элемент готов эффективно работать на опилках и пластиковой таре без всякого вреда для внешней среды. Не выходя за пределы новосибирского Академгородка, я могу назвать еще несколько фирм, научившихся конвертировать научно-технический потенциал в инновационный бизнес.

Но вот беда: при всех своих стараниях компании, отпочковавшиеся от некогда знаменитых НИИ РАН (катализа, теплофизики, полупроводников etc.), в лучшем случае преодолели планку в десять миллионов долларов оборота. Касается это, конечно, не только новосибирского куста — в стране в нескольких инновационно активных центрах можно найти в сумме от полусотни до сотни инновационных бизнесов, доказавших свою предприимчивость и живучесть, но по каким-то причинам не способным достичь стомиллионный (в долларах, разумеется) барьер. Почему они не растут дальше?

У мировой экономической теории заготовлена довольно старая, правда, недавно получившая всеобщее (в том числе нобелевское) признание концепция — институционализм. Говоря кратко, инновационные бизнесы растут в правильных институциональных условиях, когда нормы и запреты, спущенные сверху, определяют успех творческих команд, рискнувших ввязаться в рискованную игру по извлечению выгоды из законов природы. Вроде бы все просто: создайте отрефлексированные профессорами западных бизнес-школ условия — технопарки (или, в более современном ключе, как говорит нам автор комментируемой статьи, технохабы), особые экономические зоны, венчурные схемы финансирования, может быть, даже проведите форсайт и определите основные направления, которые должны поддерживать новые созданные институты. Однако не торопитесь, господа. Не упускаете ли вы при таком подходе не просто что-то важное, но и определяющее текущий инновационный процесс? Удивительное все-таки это человеческое свойство — ввести нормы и запреты (сиречь институты) и забыть о тех, кто эти нормы и запреты должен выполнять. Господа институционалисты, вспомните, что эта модная ныне политэкономическая идеология начиналась со статьи Рональда Коуза 1930−х годов, в которой он задался вопросом о снижении транзакционных издержек внутри отдельно взятой фирмы и продолжил свои рассуждения актуальной для нас с вами сегодня темой — до каких оптимальных размеров фирма, снижая эти издержки, может вырасти. Может быть, вместо того, чтобы клонировать технопарки и зоны (господин Прохоров справедливо замечает, что выглядят они пустовато), лучше сосредоточиться и заняться-таки кропотливой работой с почвой — полусотней пробившихся до десятимиллионного оборота фирм, с их командами и первыми лицами. Институционализм, как и всякая приличная теория, имеет один серьезный недостаток — идет вслед за отраженной им действительностью, зачастую не поспевая. Чтобы понять это наверняка, стоит съездить в тот же Новосибирск, где «институциональный барьер» для роста молодых и задиристых инновационных компаний заметен лучше, чем в Москве.

Построение национальных инновационных систем в самых разных странах начиналось с того, что люди, принимающие политические решения, стартовали с конкретных инновационных проектов и только затем строили под них институты. Институты, построенные без учета реальной инновационной жизни страны, обречены — если вы не займетесь миллионными инновационными бизнесами, стомиллионных вам никогда не видать.